Яков Полонский — Письма к музе
Ты как будто знала, муза,
Что, влекомы и теснимы
Жизнью, временем, — с латынью
Далеко бы не ушли мы…Вечный твой Парнас, о муза,
Далеко не тот, где боги
Наслаждались и ревниво
К бедным смертным были строги…И, восстав от сна, ни разу
Ты на девственные плечи
Не набрасывала тоги,
Не слыхала римской речи,И про римский Капитолий
От меня ж ты услыхала
В день, когда я за урок свой
Получил четыре балла…Вместе мы росли, о муза,
И когда я был ленивый
Школьник, ты была малюткой
Шаловливо-прихотливой.И, уж я не знаю, право,
(Хоть догадываюсь ныне),
Что ты думала, когда я
Упражнял себя в латыни?Я мечтал уж о Пегасе. —
Ты же, резвая, впрягалась
Иногда в мои салазки
И везла меня, и мчалась… —Мчалась по сугробам снежным
Мимо бани, мимо сонных
Яблонь, лип и низких вётел,
Инеем посеребрённых,Мимо старого колодца,
Мимо старого сарая…
И пугливо сердце билось,
От восторга замирая.Иногда меня звала ты,
Слушать сказки бедной няни,
На скамье с своею прялкой
Приютившейся в чулане.Но я рос, и вырастала
Ты, волшебная малютка;
Дерзко я глядел на старших,
Но с тобой мне стало жутко.В дни экзаменов, бывало,
Не щадя меня нимало,
Ты меня терзала, муза,—
Ты мне вирши диктовала.В дни, когда, кой-как осилив
Энеиду, я несмело
За Горациевы оды
Принимался, — ты мне пелаПро широку степь, — манила
В лес, где зорю ты встречала,
Иль поникшей скорбной тенью
Меж могильных плит блуждала.Там, где над обрывом белый
Монастырь и где без окон
Терем Олега*, — мелькал мне
На ветру твой русый локон.И нигде кругом, на камнях
Римских букв не находил я
Там, где мне мелькал твой локон,
Там, где плакал и любил я.В дни, когда над Цицероном
Стал мечтать я, что в России
Сам я буду славен в роли
Неподкупного витии, —Помнишь, ты меня из классной
Увела и указала
На разлив Оки с вершины
Исторического вала.Этот вал, кой-где разрытый,
Был твердыней земляною
В оны дни, когда рязанцы
Бились с дикого ордою;—Подо мной таились клады,
Надо мной стрижи звенели,
Выше — в небе, — над Рязанью,
К югу лебеди летели,А внизу виднелась будка
С алебардой, мост, да пара
Фонарей, да бабы в кичках
Шли ко всенощной с базара.Им навстречу с колокольни
Нёсся гулкий звон вечерний;
Тени шире разрастались,—
Я крестился суеверней…Побледнел твой лик, и, помню,
Ты мне на ухо пропела:
— «Милый мой! скажи, какая
Речь в уме твоём созрела?!— О, вития! здесь не форум,—
Здесь ещё сердцам народа
Говорит вот этот гулкий
Звон церковный, да природа…Здесь твоё — «quousque tandem!..»
Будет речью неуместной,
И едва ль понятен будет
Стих твой, даже благовестный!» —Время шло…— и вот, из школы
В жизнь ушёл я, — и объяла
Тьма меня; но ты, о муза,
Друг мой, свет мой, не отстала.Помнишь, — молодо-беспечны
И отверженно-убоги,
За возами шли мы, полем,
Вдоль проселочной дороги;—Нас охватывали волны
Простывающего жара,
Лик твой рдел в румяном блеске
Вечереющего пара,И не юною подругой,
И не девушкой любимой,—
Божеством ты мне казалась,—
Красотой невыразимой.Я молчал, — ты говорила:
«Нашу бедную Россию
Не стихи спасут, а вера
В Божий суд или в Мессию…И не наши Цицероны,
Не Горации, — иная
Вдохновляющая сила,—
Сила правды трудоваяОбновит тот мир, в котором
Славу добывают кровью,—
Мир с могущественной ложью
И с бессильною любовью»…С той поры, мужая сердцем,
Постигать я стал, о муза,
Что с тобой, без этой веры
Нет законного союза…