Меню

Вячеслав Иванов — Золотые завесы

				
1


Лучами стрел Эрот меня пронзил,

Влача на казнь, как связня Севастьяна;

И, расточа горючий сноп колчана,

С другим снопом примчаться угрозил.


Так вещий сон мой жребий отразил

В зеркальности нелживого обмана…

И стал я весь — одна живая рана;

И каждый луч мне в сердце водрузил


Росток огня и корнем врос тягучим;

И я расцвел — золотоцвет мечей —

Одним из солнц, и багрецом текучим


К ногам стекла волна моих ключей…

Ты погребла в пурпурном море тело,

И роза дня в струистой урне тлела.


2


Сон развернул огнеязычный свиток:

Сплетясь, кружим — из ярых солнц одно —

Я сам и та, чью жизнь с моей давно

Плавильщик душ в единый сплавил слиток.


И, мчась, лучим палящих сил избыток;

И дальнее расторг Эрот звено,-

И притяженной было суждено

Звезде лететь в горнило страстных пыток.


Но вихрь огня тончайших струн венцом

Она, в эфире тая, облачала,

Венчала нас Сатурновым кольцом.


И страсть трех душ томилась и кричала,-

И сопряженных так, лицо с лицом,

Метель миров, свивая, разлучала.


3


Во сне предстал мне наг и смугл Эрот,

Как знойного пловец Архипелага.

С ночных кудрей текла на плечи влага;

Вздымались перси; в пене бледный рот…


«Тебе слугой была моя отвага,

Тебе,- шепнул он,- дар моих щедрот;

В индийский я нырнул водоворот,

Утешного тебе искатель блага».


И, сеткой препоясан, вынул он

Жемчужину таинственного блеска.

И в руку мне она скатилась веско…


И схвачен в вир, и бурей унесен,

Как Паоло, с тобой, моя Франческа,

Я свил свой вихрь… Кто свеял с вежд мой сон?


4


Таинственная светится рука

В девических твоих и вещих грезах,

Где птицы солнца на янтарных лозах,

Пьют грозднй сок, примчась издалека.


И тени белых конниц — облака —

Томят лазурь в неразрешенных грозах,

И пчелы полдня зыблются на розах

Тобой не доплетенного венка…


И в сонной мгле, что шепчет безглагольно,

Единственная светится рука

И держит сердце радостно и больно.


И ждет, и верит светлая тоска,

И бьется сердце сладко-подневольно,

Как сжатая теснинами река.


5


Ты в грезе сонной изъясняла мне

Речь мудрых птиц, что с пеньем отлетели

За гроздьем — в пищу нам; мы ж на постели

Торжественной их ждали в вещем сне.


Воздушных тел в божественной метели

Так мы скитались, вверя дух волне

Бесплотных встреч,- и в легкой их стране

Нас сочетал Эрот, как мы хотели.


Зане единый предызбрали мы

Для светлого свиданья миг разлуки:

И в час урочный из священной тьмы


Соединились видящие руки.

И надо мной таинственно возник

Твой тихий лик, твой осветленный лик.


6


Та, в чьей руке златых запруд ключи,

Чтоб размыкать волшебные Пактолы;

Чей видел взор весны недольней долы

И древних солнц далекие лучи;


Чью розу гнут всех горних бурь Эолы,

Чью лилию пронзают все мечи,-

В мерцании Сивиллиной свечи

Душ лицезрит сплетенья и расколы.


И мне вещала: «Сердце! Рдяный сад,

Где Тайная, под белым покрывалом

Живых цветов вдыхает теплый яд!..


Ты с даром к ней подходишь огнеалым

И шепчешь заговор: кто им заклят,

Ужален тот любви цветущим жалом».


7


Венчанная крестом лучистым лань,-

Подобие тех солнечных оленей,

Что в дебрях воззывал восторг молений,-

Глядится так сквозь утреннюю ткань


В озерный сон, где заревая рань

Купает жемчуг первых осветлений,-

Как ты, глядясь в глаза моих томлений,

Сбираешь умилений светлых дань,


Росу любви, в кристаллы горных лилий

И сердцу шепчешь: «Угаси пожар!

Довольно полдни жадный дол палили…»


И силой девственных и тихих чар

Мне весть поет твой взор золото-карий

О тронах ангельских и новой твари.


8


Держа в руке свой пламенник опасный,

Зачем, дрожа, ты крадешься, Психея,

Мой лик узнать? Запрет нарушить смея,

Несешь в опочивальню свет напрасный?


Желаньем и сомнением болея,

Почто не веришь сердца вести ясной,-

Лампаде тусклой веришь? Бог прекрасный —

Я пред тобой, и не похож на змея.


Но светлого единый миг супруга

Ты видела… Отныне страстью жадной

Пронзенная с неведомою силой,


Скитаться будешь по земле немилой,

Перстами заградив елей лампадный

И близкого в разлуке клича друга.


9


Есть мощный звук: немолчною волной

В нем море Воли мается, вздымая

Из мертвой мглы все, что — Мара и Майя

И в маревах мерцает нам — Женой.


Уст матерних в нем музыка немая,

Обманный мир, мечтаний мир ночной…

Есть звук иной: в нем вир над глубиной

Клокочет, волн гортани разжимая.


Два звука в Имя сочетать умей;

Нырни в пурпурный вир пучины южной,

Где в раковине дремлет день жемчужный;


Жемчужину схватить рукою смей,-

И пред тобой, светясь, как Афродита,

В морях горит — Сирена Маргарита.


10


Ad Lydiam **


Что в имени твоем пленит? Игра ль

Лидийских флейт разымчивых, и лики

Плясуний-дев? Веселий жадных клики —

Иль в неге возрыдавшая печаль?


Не солнц ли, солнц недвижных сердцу жаль?

И не затем ли так узывно-дики

Тимпан и систр, чтоб заглушить улики

Колеблемой любви в ночную даль?..


И светочи полночные колышут

Багряным полохом родные сны,

И волны тканей теплой миррой дышат…


А из окрестной горной тишины

Глядят созвездий беспристрастных очи,

Свидетели и судьи страстной ночи.


11


Как в буре мусикийский гул Гандарв,

Как звон струны в безмолвьи полнолуний,

Как в вешнем плеске клик лесных вещуний,

Иль Гарпий свист в летейской зыби лавр,-


Мне Память вдруг, одной из стрел-летуний

Дух пронизав уклончивей, чем Парф,

Разящий в бегстве,- крутолуких арф

Домчит бряцанье и, под систр плясуний,


Псалмодий стон,- когда твой юный лик,

Двоясь волшебным отсветом эонов,

Мерцает, так священственно велик,


Как будто златокрылый Ра пилонов

Был твой пестун и пред царевной ник

Челом народ бессмертных фараонов.


12


Клан пращуров твоих взрастил Тибет,

Твердыня тайн и пустынь чар индийских,

И на челе покорном — солнц буддийских

Напечатлел смиренномудрый свет.


Но ты древней, чем ветхий их завет,

Я зрел тебя средь оргий мусикийских,

Подъемлющей, в толпе рабынь нубийских,

Навстречу Ра лилеи нильской цвет.


Пяти веков не отлетели сны,

Как, деву-отрока, тебя на пире

Лобзал я в танце легкой той Весны,


Что пел Лоренцо на тосканской лире:

Был на тебе, сапфиром осиян,

В кольчуге золотых волос, тюрбан.


13


В слиянных снах, смыкая тело с телом,

Нам сладко реять в смутных глубинах

Эфирных бездн, иль на речных волнах,

Как пена, плыть под небом потемнелым.


То жаворонком в горних быстринах,

То ласточкой по мглам отяжелелым —

Двоих Эрот к неведомым пределам

На окрыленных носит раменах…


Однажды въяве Музой ясноликой

Ты тела вес воздушный оперла

Мне на ладонь, с кичливостью великой


Эрот мне клекчет клекотом орла:

«Я в руку дал тебе державной Никой —

Ее, чьи в небе легких два крыла!»


14


Разлукой рок дохнул. Мой алоцвет

В твоих перстах осыпал, умирая,

Свой рдяный венчик. Но иного рая

В горящем сердце солнечный обет


Цвел на стебле. Так золотой рассвет

Выводит день, багрянец поборая.

Мы розе причащались, подбирая

Мед лепестков, и горестных примет


Предотвращали темную угрозу,-

Паломники, Любовь, путей твоих,-

И ели набожно живую розу…


Так ты ушла. И в сумерках моих,-

Прощальный дар — томительно белея,

Благоухает бледная лилея.


15


Когда уста твои меня призвали

Вожатым быть чрез дебрь, где нет дорог,

И поцелуй мне стигмы в руку вжёг,-

Ты помнишь лик страстной моей печали…


Я больше мочь посмел, чем сметь я мог…

Вдруг ожили свирельной песней дали;

О гроздиях нам птицы щебетали;

Нам спутником предстал крылатый бог.


И след его по сумрачному лесу

Тропою был, куда, на тайный свет,

Меня стремил священный мой обет.


Так он, подобный душ вождю, Гермесу,-

Где нет путей и где распутий нет,-

Нам за завесой раздвигал завесу.


16


Единую из золотых завес

Ты подняла пред восхищенным взглядом,

О Ночь-садовница! И щедрым садом

Раздвинула блужданий зыбкий лес.


Так, странствуя из рая в рай чудес,

Дивится дух нечаянным отрядом,

Как я хмелен янтарным виноградом

И гласом птиц, поющих: «Ты воскрес».


Эрот с небес, как огнеокий кречет,

Упал в их сонм, что сладко так певуч;

Жар-птицы перья треплет он и мечет.


Одно перо я поднял; в зелот ключ

Оно в руке волшебно обернулось…

И чья-то дверь послушно отомкнулась.