Василий Жуковский — Эльвина и Эдвин

				

В излучине долины сокровенной,
Там, где блестит под рощею поток,
‎Стояла хижина, смиренный
‎Покоя уголок.

Эльвина там красавица таилась, —
В ней зрела мать подпору дряхлых дней,
‎И только об одном молилась:
‎«Все блага жизни ей».

Как лилия была чиста душою,
И пламенел румянец на щеках —
‎Так разливается весною
‎Денница в облаках.

Всех юношей Эльвина восхищала;
Для всех подруг красой была страшна,
‎И, чудо прелестей, не знала
‎Об них одна она.

Пришел Эдвин. Без всякого искусства
Эдвинова пленяла красота:
‎В очах веселых пламень чувства,
‎А в сердце простота.

И заключен святой союз сердцами:
Душе легко в родной душе читать;
‎Легко, что сказано очами,
‎Устами досказать.

О! сладко жить, когда душа в покое
И с тем, кто мил, начав, кончаешь день;
‎Вдвоем и радости все вдвое…
‎Но ах! они как тень.

Лишь золото любил отец Эдвина;
Для жалости он сердца не имел;
‎Эльвине же дала судьбина
‎Одну красу в удел.

С холодностью смотрел старик суровый
На их любовь — на счастье двух сердец.
‎«Расстаньтесь!» — роковое слово
‎Сказал он наконец.

Увы, Эдвин! В какой борьбе в нем страсти!
И ни одной нет силы победить…
‎Как не признать отцовской власти?
‎Но как же не любить?

Прелестный вид, пленительные речи,
Восторг любви — все было только сон;
‎Он розно с ней; он с ней и встречи
‎Бояться осужден.

Лишь по утрам, чтоб видеть след Эльвины,
Он из кустов смотрел, когда она
‎Шла по излучине долины,
‎Печальна и одна;

Или, когда являя месяц роги
Туманный свет на рощи наводил,
‎Он, грустен, вдоль большой дороги
‎До полночи бродил.

Задумчивый, он часто по кладбищу
При склоне дня ходил среди крестов:
‎Его тоске давало пищу
‎Спокойствие гробов.

Знать, гроб ему предчувствие сулило!
Уже ланит румяный цвет пропал;
‎Их горе бледностью покрыло…
‎Несчастный увядал.

И не спасут его младые леты;
Вотще в слезах над ним его отец;
‎Вотще и вопли и обеты!..
‎Всему, всему конец.

И молит он: «Друзья, из сожаленья!..
Хотя бы раз мне на нее взглянуть!..
‎Ах! дайте, дайте от мученья
‎При ней мне отдохнуть».

Она пришла; но взор любви всесильный
Уже тебя, Эдвин, не воскресит:
‎Уже готов покров могильный,
‎И гроб уже открыт.

Смотри, смотри, несчастная Эльвина,
Как изменил его последний час:
‎Ни тени прежнего Эдвина;
‎Лик бледный, слабый глас.

В знак верности он подает ей руку
И на нее взор томный устремил:
‎Как сильно вечную разлуку
‎Сей взор изобразил!

И в тьме ночной, покинувши Эдвина,
Домой одна вблизи кладбища шла,
‎Души не чувствуя, Эльвина;
‎Кругом густела мгла.

От севера подъемлясь, ветер хладный
Качал, свистя во мраке, дерева;
‎И выла на стене оградной
‎Полночная сова.

И вся душа в Эльвине замирала;
И взор ее во всем его встречал;
‎Казалось — тень его летала;
‎Казалось — он стонал.

Но… вот и въявь уж слышится Эльвине:
Вдали провыл уныло тяжкий звон;
‎Как смерти голос, по долине
‎Промчавшись, стихнул он.

И к матери без памяти вбежала —
Бледна, и свет в очах ее темнел.
‎«Прости, все кончилось! (сказала) —
‎Мой ангел улетел!

Благослови… зовут… иду к Эдвину…
Но для тебя мне жаль покинуть свет».
‎Умолкла… мать зовет Эльвину…
‎Эльвины больше нет.