Леонид Мартынов — Музыкальный ящик
Что песня?
Из подполья в поднебесье
Она летит. На то она и песня.
А где заснет? А где должна проснуться,
Чтоб с нашим слухом вновь соприкоснуться?
Довольно трудно разобраться в этом,
Любое чудо нам теперь не в диво.
Судите сами, будет ли ответом
Вот эта повесть, но она — правдива.
Там,
Где недавно
Низились обрывы,
Поросшие крапивой с лебедою,
Высотных зданий ясные массивы
Восстали над шлюзованной водою.
Гнездится
Птица
Меж конструкций ЦАГИ,
А где-то там,
За Яузой,
В овраге, бурля своей ржавеющею плотью,
Старик ручей по черным трубам скачет.
Вы Золотым Рожком его зовете,
И это тоже что-нибудь да значит.
…Бил колокол на колокольне ближней,
Пел колокол на колокольне дальней,
И мостовая стлалась всё булыжней,
И звон трамвая длился всё печальней.
И вот тогда,
На отдаленном рынке,
Среди капрона, и мехов, и шелка,
Непроизвольно спрыгнула с пластинки
Шальная патефонная иголка.
И на соседней полке антиквара
Меж дерзко позолоченною рамой
И медным привиденьем самовара
Вдруг объявился
Ящик этот самый.
Как описать его?
Он был настольный,
По очертаниям — прямоугольный,
На ощупь — глуховато мелодичный,
А по происхожденью — заграничный.
Скорей всего он свет увидел в Вене,
Тому назад столетие, пожалуй.
И если так — какое откровенье
Подарит слуху механизм усталый?
Чугунный валик, вдруг он искалечит,
Переиначит Шуберта и Баха,
А может быть, заплачет, защебечет
Какая-нибудь цюрихская птаха,
А может быть, нехитрое фанданго
С простосердечностью добрососедской
Какая-нибудь спляшет иностранка,
Как подобало в слободе немецкой,
Здесь, в слободе исчезнувшей вот этой,
Чей быт изжит и чье названье стерто.
Но рынок крив, как набекрень одетый
Косой треух над буклями Лефорта.
И в этот самый миг
На повороте
Рванул трамвай,
Да так рванул он звонко,
Что вдруг очнулась вся комиссионка,
И дрогнул ящик в ржавой позолоте,
И, зашатавшись, встал он на прилавке
На все четыре выгнутые лапки,
И что-то в глубине зашевелилось,
Зарокотало и определилось,
Заговорило тусклое железо
Сквозь ржавчину, где стерта позолота.
И что же?
Никакого полонеза,
Ни менуэта даже, ни гавота
И никаких симфоний и рапсодий,
А громко так, что дрогнула посуда,—
Поверите ли? — грянуло оттуда
Простое: «Во саду ли, в огороде…»
Из глубины,
Из самой дальней дали,
Из бурных недр минувшего столетья,
Где дамы в менуэте приседали,
Когда петля переплеталась с плетью,
Когда труба трубила о походе,
А лира о пощаде умоляла,
Вдруг песня:
«Во саду ли, в огороде,—
Вы слышите ли? — девица гуляла!»